Всего-всего тебе самого замечательного)))) Удачи, успеха, здоровья... и любви!!! Чтобы непременно согревала)))))
Название: Цыганская звезда
Автор: HelenRad
Бета: мухомурчонок
Размер: точно большой миди
Пейринг: основной - снарри, обитатели Хогвартса в роли цыган и все Малфои
Жанр: экшн, приключения, романс
Рейтинг: не ниже R
Краткое содержание: цыганское АУ, весь синопсис которого кратко изложен здесь sirinrosher.diary.ru/p211687089.htm
nover, svoboda_09, ole_elo, zlatik-plus, поросенок М, спасибо огромное за укур!!! А мухомурчонок, спасибо за розыск материалов по матчасти))
в процессе!!!
Небольшой словарик
дикло - шейный платок, чаще шёлковый и обычно очень яркий.
вардо - цыганский семейный дом на колёсах. Это повозка на конной тяге, отделанная резьбой и другими украшениями.
шувани - «ведающая сокровенным знанием» цыганская ведьма.
бендер - шалаш, который служит убежищем для цыганской семьи. Именно в бендерах цыгане рождаются и умирают.
атчин-ане - место стоянки табора.
чавво - мальчик, мальчики, или шире - дети.
чури - специальный нож для резки амулетов.
джукел, джук - собака, пёс.
Поскакали?
Так вперед — за цыганской звездой кочевой —
На закат, где дрожат паруса,
И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса.
На закат, где дрожат паруса,
И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса.
Р.Киплинг
Баро Северус — это чёрная бекеша поверх всегда шёлковой рубашки. Это чёрное дикло* на шее, про которое говорят, что оно скрывает страшные шрамы. Это безупречно сидящие чулки и кюлоты из тончайшего сукна, застёгивающиеся под коленом на маленькие пуговки. Это ботинки с настоящей серебряной пряжкой или сапоги из мягкой кожи телёнка. Это трубка вишнёвого дерева, которую почти всегда сжимают тонкие длинные пальцы. Это наглухо закрытое чёрное вардо*, украшенное искусной резьбой, в котором, по слухам, не ночевала ни одна женщина, и ни один мужчина не поднимался по его ступеням... Гарри мог бесконечно долго делиться своими наблюдениями, только вот он никогда не станет этого делать — кэлдэрары никогда не обсуждают своего баро.
Гарри мог бы сказать, что благодарен своему баро за всё: и что приютил сироту, не побоявшись мести людей могущественного герцога де Морти, и что, заметив, как приёмыш рисует углем на стенах своего вардо портреты членов приёмной семьи, озаботился и купил ему холсты и краски. Не каждый баро смог бы не только остановить табор в имении обнищавшего художника, но и соблазнить его на полную приключений жизнь кочевника только для того, чтобы у подопечного появился учитель. Цыгане настороженно приняли мистера Лавгуда, и если бы не его дочь, моментально ставшая своей, ему пришлось бы непросто: приживалок не любили нигде, а он не умел ничего другого, кроме как «малевать».
Странно, но почему-то картины мистера Лавгуда не покупались, а его самого знатные господа не уважали, считая сумасшедшим. Зато за портретами, выходящими из-под кисти Гарри, была настоящая охота. Случилось так, что он оказался «модным художником»: кто-то пустил слух, что Гарри рисует настоящие «волшебные» портреты, которые оживают, стоит лишь отвести от них взгляд.
Гарри мог бы сказать, что благодарен своему баро и за другое. За неторопливую беседу обо всём на свете. За сизые кольца дыма его трубки, за которыми не разобрать выражения лица. За губы, на которых временами появлялась лёгкая улыбка. За собранные в хвост чёрные волосы, которые хотелось ощутить в руке. Гарри мог бы сказать, что благодарен за быстрые взгляды из-под ресниц, которые обжигали, как удар хлыста. Мог бы... но никогда не скажет, потому что за такое не благодарят!
— Так что мне ответить родителям Джиневры, Гарри?
Яркие искры разлетелись от костра, когда баро поворошил угли длинной палкой. Выражение его глаз разобрать было невозможно из-за огненных всполохов. Показалось, или его голос действительно дрогнул? Гарри мог бы до бесконечности слушать, как звучит его имя в устах баро, но сейчас он должен был дать ответ. Кэлдэрары не неволят своих детей, но пару всегда подбирают родители...
Лучшей партии, чем Джинни, было трудно представить — Гарри знал её с детства. Знал и любил, только вот не о ней мечтал звёздными ночами, глядя на пламя костра... и не она ему снилась... совсем не она...
— Гарри?
— Надо бы согласиться, — веско начал Гарри, — но...
— Разве может быть «но» в таком вопросе? У вас будут красивые дети, Гарри...
Баро неторопливо набил трубку и отодвинулся так, что его лицо полностью скрыла тень. Какие же у него красивые руки! Гарри чувствовал, как сердце сжимает тоска. Невозможно! Нельзя не только мечтать, но и помыслить о таком, а раз так, не всё ли равно, кого звать женой?
— Да...
— Ты... согласен?
— Да. Осенью.
Баро выпустил несколько колец дыма, прежде чем сказал:
— Да будет так!
Гарри показалось, что он оглох, потому что внезапно перестал слышать что-то, кроме гулкого биения своего сердца. «Тук... тук... тук...» — словно через силу, словно всё ещё можно изменить. Крик ночной птицы развеял наваждение, и Гарри легко поднялся. Он должен казаться счастливым, должен улыбаться, жить, растить детей. И он не позволит, чтобы хоть кто-то заподозрил, будто оно не так! Его тайная страсть останется тайной, и он найдёт в себе силы избавиться от мыслей о запретном... о том, как оно могло бы случиться, будь Северус обычным человеком.
Гарри поднялся в вардо, которое делил с Блэком, и забился в свой угол. Здесь у него было подобие мастерской. Здесь, когда никто не видит, он мог выплёскивать свою боль, свои мечты, свое отчаянное желание. А потом, когда начинали болтать о его живых портретах, Гарри мог только посмеиваться. Блэк где-то шлялся, но Гарри всё равно задёрнул занавеску, отделяющую его мастерскую, и только после этого зажёг свечи. Мистер Лавгуд всегда говорил, что мастера при свечах не пишут — так ведь и углем настоящие мастера не работают!
Гарри закрепил на мольберте лист плотной бумаги и первым делом нарисовал тонкие губы с выразительно поднятыми уголками, что могло обозначать улыбку, если не знать, что Северус не улыбается никогда. Нос... с едва заметной горбинкой и выразительными крыльями по-настоящему скульптурной красоты. Теперь глаза... глаза Северуса Гарри мог рисовать долго и вдумчиво, а иногда хватало нескольких штрихов, чтобы взгляд получился пронзительным и живым... вот как сейчас...
Иногда Гарри рисовал только голову Северуса, радуясь, что удалось поймать «то самое выражение», а иногда обходился одной фигурой, оставляя лицо в тени, но сейчас ему хотелось другого. Ему хотелось запечатлеть Северуса только для себя, таким, каким никогда его не видел... да и никто не видел, если честно. Таким, каким тот являлся только во снах: окончательно и бесповоротно своим...
***
Блэк вернулся внезапно и в отвратительном настроении. Таким он бывал только после стычек с баро, которые у него хоть и редко, но случались. Наверное, дело было в том, что Блэк винил баро в смерти Альбы, хотя это совершенно точно было не так! Даже их шувани* — старуха Минни не смогла помочь прежнему баро, хотя она была настоящей ведьмой. Но Блэк слишком любил Альбу, чтобы считаться с доводами рассудка.
В общем-то, Гарри мог понять Блэка, который, по слухам, был любимчиком старого Альбы — ведь именно тот и взял его в табор. В мифы о том, что цыгане крадут детей, верили только глупые селяне. Нет, конечно, от детей, которых их родители предлагали сами, рассчитывая на щедрое вознаграждение, никто не отказывался, и даже платили, давая детям новое имя, но дело в том, что Блэк сам прибился к табору. Он был выходцем из знатной семьи и дважды сбегал из дома. Каждый раз его возвращали и даже — неслыханное дело! — получили за него виру, потому что мать надеялась сделать его хозяином поместья. Только всё это было тщетно — больше всего на свете Блэк любил свободу и лошадей. Он вообще отказался от своего имени, навсегда став просто Блэком. Сейчас взгляд его ярко-синих глаз сверкал от ярости.
— Нет, ты только подумай! Он не хочет останавливаться у Малфоев, которые щедро предложили для стоянки часть своего парка!
— Почему?
— Он им не доверяет, видите ли! Конечно, лучше встать прямо у дороги!
Гарри доверял интуиции баро и точно знал, что он действует в интересах всего табора, но спорить с Блэком было бесполезно. Особенно, когда тот настолько зол.
— Нет, Гарри, ты подумай! Да нам чрезвычайно повезло, что мистер Малфой так добр! Его поместье находится у самого Эпплби, где во время ярмарки даже маленького бендера* не поставить! А наши лошади? Наши вардо? Наши люди? Если мы разожжём костры у стен замка, горожане нас закидают камнями!
— Блэк, а ты уверен, что мистер Малфой говорил именно об этом?
— Ха! Ещё бы я не был уверен. Он мне сам это предложил!
— Сам?!
— А то! — Блэк самодовольно усмехнулся. — Самолично!
— А где ты с ним познакомился?
— О-о! Это долгая история...
Но Блэк любил рассказывать долгие истории о своих приключениях. Спустя каких-то полчаса Гарри уже знал всё о великих «скачках на спор», о безоговорочной победе Блэка, и о чрезвычайно заманчивом предложении.
— А какие у него кони, Гарри... — Блэк мечтательно прикрыл глаза, а на его губах заиграла улыбка. — И чёрные, как ночь, и белые, как предрассветный туман...
— А где ты коней-то увидел?
— Он мне сам рассказал.
— И ты поверил?
— Видел бы ты его... такой точно врать не будет... и всё срывается! — Блэк с силой ударил кулаком по стойке вардо, а потом вдруг прищурился: — А ты что там делал?
— Рисовал... — Гарри почувствовал, как кровь приливает к щекам и порадовался, что скудное освещение не позволяет это заметить. — Всякое...
— Ах, всякое?!
Блэк вдруг вскочил и, пробормотав про всякую чушь, выбежал из вардо. Гарри услышал тихий свист, которым тот всегда подзывал своего коня, а потом стук копыт возвестил о том, что Блэк куда-то умчался. Не то чтобы Гарри удивился — если бы Блэк был знатным господином, то на его гербе непременно красовался бы девиз «Отвага и сумасбродство».
Настроение рисовать напрочь пропало, и Гарри вышел в тёплую ночь. Лошади уже спали, только Нимбус приветствовал его радостным фырканьем. Порывшись в карманах, Гарри нашёл маленький кусочек сахара, который был принят с благодарностью. Нимбус старательно проверил, нет ли ещё угощения, облизал Гарри руки и боднул головой в плечо, предлагая размяться. Как такому отказать?
Ветер свистел в ушах, и Гарри головой припал к шее коня, наслаждаясь скоростью и свободой. Где-то над ним сияла та самая пресловутая цыганская звезда, на которую можно загадывать самое безумное желание, и оно обязательно сбудется. Только вот как угадать? В год нельзя было загадывать больше одного раза, иначе терялся весь смысл. Гарри всегда это делал на свой день рождения, и весь год терзался сомнениями, угадал или нет. Пока ему не везло...
Нимбус перешёл на рысь, а потом и вовсе на шаг, начиная тревожно прясть ушами. Теперь и Гарри услышал тихое фырканье, а вскоре и увидел двух лошадей, стоящих бок о бок и явно привязанных к дереву, под которым угадывались силуэты любовников. Гарри узнал Блэкки — любимого жеребца Блэка, а значит, в тени дерева резвился его хозяин. И когда он всё успевает? Оставалось только подивиться авантюрности его подружки, поехавшей чёрт знает куда ради его прекрасных глаз. И ведь не из простых дамочка: и кобылка породистая, и сбруя дорогая...
Мешать Блэку Гарри не собирался — вместо этого он повернул своего Нимбуса, и когда они отошли достаточно далеко, пустил его в галоп. Прогулка определённо удалась, и Гарри уснул сразу же, едва голова коснулась подушки. А снились ему чёрные как ночь глаза, в которых мерцали звёзды, одна из которых точно была цыганской...
Утром крепко спящего Гарри растолкал Ронни.
— Слышал новость?
— Нет... — Гарри жмурился спросонья, гадая, что такого интересного произошло ночью, отчего друг так доволен. — Кэсси ожеребилась?
— Типун тебе на язык! Рано ей...
— А что тогда?
— Мы уже сегодня отправляемся в Эпплби!
— И что?
Гарри казалось, что они уже давно выросли из того возраста, когда хотелось скакать от радости, начиная собираться в путь.
— Нет, ты не понял! Мы там остановимся в поместье настоящего принца.
— Врёшь!
— Чтоб я землю жрал! Может, не принца, а какого-нибудь его родственничка... но замок у него точно есть! Мать сказала, что маркиз был приближённым герцога де Морти... ну, того самого, что плохо кончил...
— Маркиз?
— Маркиз де Малфой, — Ронни почесал нос и уважительно добавил: — Он брат сестры французского короля.
Гарри вспомнил ночной разговор с Блэком и засомневался:
— Может, ты что-то не так понял?
— Да нет же! Мать с утра ходила к баро... ну, это самое... — Ронни игриво подмигнул. — Про сговор интересовалась...
Во рту Гарри стало кисло. Он почему-то совсем забыл о будущей женитьбе, а ведь теперь надо готовиться... подарки всякие... наряд невесте... Может, баро потому и решил остановиться у этих Малфоев, чтобы подольше в городе покрутиться? Да и белошвейке наверняка время потребуется... будущую жену Гарри хотел одеть красиво и во всё новое, чтобы хоть так загладить свою вину за неправильные желания. Всё-таки Джинни была его подругой и заслуживала самого лучшего. А ещё в таборе говорили, что она была редкой красоткой. Разве её вина, что Гарри совершенно не разбирается в красоте?
Гарри вылез из небольшого бендера — спать в душном вардо он мог только зимой, когда даже набитый соломой матрас не спасал от холода промёрзшей земли. Ронни сразу же засуетился, принимаясь помогать матери собирать вещи — из всех братьев он был с ней ближе всех... всё-таки младший сын.
— Гарри!
Баро стоял, прислонившись к дереву, и смотрел на Гарри одним из тех взглядов, после которых хотелось наплевать на всё и... наваждение исчезло так же быстро, как и возникло.
— Да, баро, — Гарри уважительно склонил голову.
— Сегодня мы отправляемся в Эпплби. Супруга маркиза де Малфоя хочет, чтобы ты написал её портрет.
Гарри мог только кивнуть, обдумывая услышанное. Эта супруга уже ему не нравилась, потому что заставила баро изменить принятое решение. Кому ж такое понравится?! Но когда Блэк успел получить этот заказ? Не в кустах же?! Или... а баро продолжал тихим голосом:
— Моя просьба может тебе показаться странной, но я бы хотел, чтобы ты не привлекал внимания ни маркиза, ни его сына.
— Мне не трудно...
— Вот и хорошо!
Баро резко развернулся и пошёл к своему вардо, отчего на душе у Гарри заскребли кошки. Просьба действительно была странной — никогда прежде он его о подобном не просил, и ещё страннее было то, что про маркизу не было сказано ни слова. Или баро думает, что Блэк не выдержит и расскажет о своих похождениях, ведь тайны хранить он точно не умел.
***
Дорогу Гарри любил. Начиная от суеты сборов и до непередаваемого запаха пыли, трав и ещё чего-то неуловимого, заставляющего вскипать кровь и поднимать Нимбуса в галоп, чтобы «проверить дорогу». В этом они были схожи с Блэком, поэтому их вардо управлял Ронни, который с удовольствием занимал мягкое сиденье возницы, где он мог неторопливо курить трубку и заманивать к себе девчонок. Лаванда, Падма или Миона с удовольствием тряслись рядом с ним, бурно негодуя на его попытки подержаться за коленку или залезть под длинную юбку. Миона могла ещё от души засветить в глаз, но друг никогда не расстраивался и продолжал действовать в меру своего представления об обольщении.
Караван повозок был хорошо заметен из-за поднятой пыли и двигался не очень быстро. Гарри остановился на вершине пригорка, глядя на неторопливое покачивание повозок. Обычно в такие моменты он мог видеть Блэка, но сегодня почему-то его нигде не было. Неужели умчался к своей красотке? Мог ведь... мог. Но это было только его дело!
Решив дать отдых Нимбусу, Гарри спустился к реке и с огромным удовольствием направил коня в воду. Конечно, сапоги — это и красиво, и, наверное, удобно, но в таких случаях без них гораздо лучше. Вода приятно холодила босые ноги, и Гарри, не задумываясь, соскользнул со спины коня.
На жарком солнце одежда сохла быстро, но всё равно Гарри успел поспать, прежде чем смог одеться. Ветер шелестел травой, сонная муха звенела над ухом, Нимбус тихо фыркал... казалось бы, все условия для счастья соблюдены, но в душе занозой сидело ожидание предстоящей женитьбы. Гарри точно знал, что сумел бы полюбить Джинни и даже быть с ней счастливым, если бы его глупое сердце было свободным. Ну, или хотя бы не таким занятым. Гарри ничего не ждал от своего странного чувства, он даже не мог надеяться на какую-то взаимность, но если бы Северус ему просто позволил быть рядом... означали же что-то его взгляды, под которыми Гарри чувствовал себя одновременно потерянным, беспомощным и бесконечно счастливым! А если нет, то когда ещё мечтать о таком, как не сейчас?
Гарри вдруг захотел нарисовать себя рядом с Северусом, чтобы хоть на бумаге быть вместе, и пожалел, что вардо с его рабочими материалами тащится по пыльной дороге. Хотя, с другой стороны, кто отнимет у него ночь? Гарри охватила жажда деятельности, и, потрепав Нимбуса по бархатной шее, он помчался разыскивать табор.
Уже вечером, когда Гарри сидел рядом с Ронни у костра, он вспомнил о своей идее и нашёл взглядом Северуса. Баро сидел почти напротив, и не составило никакого труда представить рядом с ним себя. Только позу бы немного сменить... было бы хорошо, если Северус привалился спиной к дереву и вытянул ноги, тогда Гарри мог бы положить на них голову и сколько угодно смотреть на...
Настороженный взгляд баро мгновенно отрезвил и вернул на землю. Не хватало ещё, чтобы кто-то заметил... проклятье! Шувани пристально разглядывала Гарри, словно увидела что-то новое для себя... поговаривали, что она умеет читать мысли...
Гарри почувствовал себя нашкодившим мальчишкой, когда старуха Минни поманила его пальцем, направляясь в сторону чернеющего вдали леса. Она остановилась у самых деревьев и только тогда заговорила:
— Ты что творишь, мальчишка?! Или ты хочешь нарушить все мыслимые законы?
— Нет... я только... — Гарри почувствовал, что перехватило дыханье.
— Ветер у тебя в голове гуляет... ветер... забываешь, что законы надо чтить... не думаешь... — шувани выплёвывала слова, кружа вокруг, как большая чёрная птица. — Я помогу тебе... сейчас очень подходящее время... ты должен очиститься...
— Я сегодня плавал в реке...
— Не дерзи, мальчишка!
Шувани взмахнула руками, вскидывая пёструю шаль, и прикрыла глаза, настраиваясь на ритуал очищения. Гарри слышал о таких — они помогали от всех бед и возвращали здоровье. Может, и правда шувани избавит от нежелательного чувства? Надо бы радоваться, но отчего-то было больно. Хотя... жениться, неся в душе такое, просто нельзя! Гарри несколько раз выдохнул и взглянул глаза шувани, готовый ко всему.
— Раздевайся!
Гарри медленно скинул с себя одежду и шагнул на место, указанное шувани. Она несколько мгновений стояла, обратив лицо к луне, а потом взяла его за руки, и время словно остановилось. Повинуясь жесту, Гарри закрыл глаза и ощутил сначала лёгкое прикосновение к вискам, а потом тёплые руки заскользили по телу, избавляя от всего дурного. Он не мог сказать, слышал ли тихий шёпот, или это шелестела трава, но музыку Гарри ощутил кожей. Шувани словно играла на его теле, как на инструменте, наполняя силой и бодростью.
Не зря старуху Минни считали ведьмой, и не зря она была их шувани. Когда она убрала руки от Гарри, он тихо вздохнул и открыл глаза, словно пробуждаясь от сна.
— Тебе стало легче?
— Да. Спасибо!
— За такое не благодарят... — шувани пристально взглянула на Гарри и добавила странное: — Пусть будет, как будет!
Она ещё раз коснулась его висков, а потом вдруг потрепала по волосам, словно жалея:
— Ищи свою звезду, Гарри.
Старуха Минни покивала каким-то своим мыслям и ушла, а Гарри неторопливо оделся и сел на землю, прислушиваясь к себе и гадая, что изменилось. Чувствует ли он что-то к Северусу? Вроде бы от воспоминания сердце привычно заныло, а вроде бы всё прошло, и появилась лёгкость... наверное, всё-таки прошло, а он просто не привык жить с этим... или без этого.
Возвращаться в табор не хотелось, и Гарри побрёл к реке, вдоль которой и тянулась дорога. Он сел на берегу и принялся кидать в чёрную воду камни, отчего отражения луны и звёзд раскачивались, словно в безумном танце. Одна звезда горела ярче других, вселяя глупую надежду: а вдруг это она? Правда, теперь Гарри никак не мог определиться с желанием — кажется, он не должен больше желать Северуса, а ничего другого не хотелось... пока...
— Привет!
Рядом с Гарри на траву опустилась Джинни. Оставалось только удивляться, как она его умудрилась разыскать.
— Привет, — отозвался Гарри, по-прежнему наблюдая за отражением звёзд. — Тебя шувани послала?
— Нет, что ты! Она пришла и, ни с кем не разговаривая, ушла в своё вардо.
— Может, так надо?
— Не знаю... а ты что-то чувствуешь?
— Что-то, наверное, чувствую, — улыбнулся Гарри. — Я бы сейчас поел.
— Тебе бы только шутить... хотя...
Джинни протянула ему конфету, завёрнутую в липкую бумажку.
— Спасибо...
— А мне Луна про один ритуал рассказала... на вечную любовь.
— Хорошо.
— Ага... мы же его проведём? К маме заходил баро, и я слышала, что ты решил на мне жениться.
— Непременно.
Джинни подвинулась поближе, прижимаясь к нему тёплым боком. Такая близкая... родная... и такая чужая. Наверное, чтобы полюбить, Гарри нужно было колдовство посильнее.
01.02.17***
Через четыре дня пути вереница вардо миновала Бракенбер и по хорошо накатанной дороге въехала в парк, выглядевший немного заброшенным. Блэк тотчас же развил бурную деятельность, показывая, где лучше всего стать на бивак. Баро лишь снисходительно на него поглядывал, и Гарри показалось, что он знает о похождениях Блэка всё. А потом баро перевёл взгляд на Гарри, и глупое сердце вновь сделало кульбит. Пришлось напомнить себе и о Джинни, и о невозможности получить желаемое, и о запрете на такие желания... а Северус всё смотрел, задумчиво покусывая травинку. Даже повернувшись спиной, Гарри чувствовал его взгляд, и безумно хотелось совершить какую-нибудь отчаянную глупость.
Нимбус легко поднялся в свечку и прыгнул в сторону, повинуясь тихому шёпоту Гарри, который одним движением подхватил с земли верёвку и с её помощью поднырнул под живот скачущего Нимбуса, чтобы вновь оказаться у него на спине. Конечно же, женщины тут же начали подбадривать Гарри задорными криками, а мужчины свистом. Гарри очень любил такое трюкачество, позволяющее ему чувствовать себя лёгким и сильным, от души наслаждаясь скоростью и свободой. Как же ему хотелось, чтобы Северус гордился им!
Краем глаза Гарри заметил движение и мгновенно остановился. Он испытывал огромное удовольствие от того, как его понимал Нимбус, без желания которого такой трюк был попросту невозможен. Нимбус, кажется, тоже наслаждался вниманием, потому что, замерев на месте, принялся грациозно переступать ногами и даже изобразил некое подобие поклона, тем более что раздались аплодисменты.
— А я не верил papa, когда он говорил, что вы занятные...
Молодой человек был франтом и совершенно точно принадлежал к высшему сословию. Гарри мысленно себя отругал за то, что нарушил обещание не привлекать внимания хозяев поместья. Не привлёк, называется... этот хлыщ точно сын... А тот, не глядя, бросил поводья в руки лебезящего грума и неторопливо обошёл Нимбуса с так и не спешившимся Гарри.
— Такие трюки без особого снаряжения... — он противно тянул слова. — В чём твой секрет?
Гарри только пожал плечами — поймав злой взгляд баро, ему нестерпимо захотелось провалиться под землю.
— Не знаешь, значит... думаю, мне стоит взять у тебя несколько уроков.
— Не думаю, что Гарри сможет вам помочь, молодой господин, — баро неожиданно оказался совсем рядом. — Он наш художник, и будет занят портретом вашей матушки.
— Пф-ф! Не целыми же днями! — пренебрежительно отмахнулся хлыщ.
— Может, вам интересен его учитель?
— Меня не интересуют старики... разговор не окончен.
На прощанье хлыщ ощупал Гарри холодным взглядом и, легко вскочив на гнедую кобылку, умчался по дороге. Грум по-крысиному ощерился и поспешил за хозяином. Гарри попытался сглотнуть ком, мешающий дышать, и виновато взглянул на баро. Казалось, тот спокоен, только вот сжатые в нитку губы, трепещущие ноздри и безразличный взгляд выдавали крайнюю степень гнева. И голос... который стал гораздо тише обычного:
— Я ведь просил...
Больше он на Гарри не взглянул, но если бы сейчас вдруг попалась та самая звезда, то желание было бы одним — чтобы произошедшего не случилось!
— Что он тебе сказал? — Блэк появился как из-под земли.
— Что разочарован, — хмуро ответил Гарри.
— Да? А мне показалось, что ты его восхитил.
— Постой, ты о ком сейчас?
— О юном маркизе де Малфое.
Гарри понял, что чуть было себя не выдал, и усмехнулся:
— Мне он не понравился! — Гарри спрыгнул на землю и благодарно похлопал Нимбуса по шее: — Ты ж мой хороший...
Блэк тоже спешился и пошёл рядом.
— Люди говорят, ты осенью решил жениться?
— Правду говорят.
— А разве ты не хочешь быть хорошим мужем?
— Хочу. И?..
— Значит, это лето тебе надо провести так, чтобы земля загудела! — Гарри промолчал, не желая спорить, а Блэк не унимался: — Ты должен попробовать всё! Чтобы потом ни о чём не жалеть...
— О чём ты?
Блэк блудливо улыбнулся и поиграл бровями:
— О, мой юный друг, даже не сомневаюсь, что тебе понравится... просто держись меня.
Но Гарри не собирался играть в эти игры: ему бы сейчас объяснить Северусу, что он не нарочно...
— Я не хочу!
На последние его слова откликнулась Молли, слух которой был почти как у совы:
— Ты, джукел* старый, на что мальчишку толкаешь? Не видишь, что у него любовь?!
— Не боись! От маленьких шалостей хер твоего будущего зятя не сотрётся!
Зря он это сказал! Если бы Молли была мужчиной, она бы непременно стала баро. С ней и так никто не желал связываться из-за острого языка и тяжёлой руки, а оскорблённая в лучших чувствах она была страшна. Гарри без жалости оставил Блэка наедине с его проблемами и пошёл к своему вардо. Ему ещё предстояло разбить бендер и разобрать «мастерскую», которую Блэк норовил завалить своими вещами, объясняя подобную неряшливость простотой поиска нужного на половине Гарри.
Пока Блэк ругался с Молли, Гарри решил быстро перепрятать свои рисунки. Всё-таки собирался он в спешке и последний набросок угольно-черного Северуса не убрал, как следовало. Первым делом Гарри выдворил со своей половины вещи Блэка и разобранный бендер, похожий во тьме вардо на тушу кракена, про которых любил рассказывать Хагрид. Вот точь-в-точь! Особенно, если прищуриться.
Гарри решил поторопиться, поэтому сначала полез в сундук с художественными принадлежностями, где по обыкновению хранил наброски работ в процессе написания. Странно, но последнего наброска там не было. Может, Гарри уже спрятал его в тайник под половицей? Тоже нет... Стоило представить, как эти рисунки опорочат баро, если их кто-нибудь увидит, и по спине заструился холодный пот. Гарри и так уже нарушил слово, а тут ещё...
— Гарри, ты чего там копаешься? — голос Ронни вывел из оцепенения. — Пойдём прутья для бендеров резать!
Гарри пошёл за другом, гадая, кому мог понадобиться его рисунок. Блэк не стал бы долго думать и непременно поинтересовался, какого хера... и ещё бы выбрал время, чтобы побольше ушей было рядом... но тогда кто? Старуха Минни? Она могла... и после этого решила поколдовать над ним... Гарри помотал головой, стараясь сосредоточиться. А может, это была её ученица Луна, дочь мистера Лавгуда? Она бы ничего никому не сказала... если только шувани...
— Пригнись!
Гарри едва успел присесть — толстая ивовая ветвь со свистом пролетела у его виска.
— Ты чего спишь?
Хорошо быть Ронни! Никаких тебе терзаний: нужны опоры для бендеров — пошёл и нарубил, почувствовал голод — поел, а захочет жениться — пойдёт и женится! Без всяких глупых терзаний и раздумий. Может, так и надо?
— Держи ещё! — Ронни был доволен найденным деревом. — Руби... да не там... вот-вот...
Гарри послушно рубил, резал тонкие ветви и никак не мог избавиться от чувства, что знает похитителя рисунка... только это была полнейшая нелепица!
Обзорам